- Я, кажется, задержала вас. Впрочем, все равно. Теперь вам поздно уже.
Как я ее - впрочем, да: поздно уж.
Я молча смотрел на губы. Все женщины - губы, одни губы. Чьи-то розовые, упруго-круглые: кольцо, нежная ограда от всего мира. И эти: секунду назад их не было, и только вот сейчас - ножом, - и еще каплет сладкая кровь.
Ближе - прислонившись ко мне плечом, - и мы одно, из нее переливается в меня - и я знаю, так нужно. Знаю каждым нервом, каждым волосом, каждым до боли сладким ударом сердца. И такая радость покориться этому "нужно". Вероятно, куску железа так же радостно покориться неизбежному, точному закону - впиться в магнит. Камню, брошенному вверх, секунду поколебаться - и потом стремглав вниз, наземь. И человеку, после агонии, наконец вздохнуть последний раз - и умереть.
Помню: я улыбнулся растерянно и ни к чему сказал:
- Туман... Очень.
- Ты любишь туман?
Это древнее, давно забытое "ты", "ты" властелина к рабу - вошло в меня остро, медленно: да, я раб, и это - тоже нужно, тоже хорошо.
- Да, хорошо - вслух сказал я себе. И потом ей: - Я ненавижу туман. Я боюсь тумана.
- Значит - любишь. Боишься - потому что это сильнее тебя, ненавидишь - потому что боишься, любишь - потому что не можешь покорить это себе. Ведь только и можно любить непокорное.
Евгений Замятин, "МЫ".
У меня мурашки по коже от каждой фразы. Читаю и выпадаю из реальности, заканчиваю главу, оглядываюсь вокруг и не понимаю, где я нахожусь. Это гениально, это гениально - так писать. Это буйство знаков препинания, которые как вдохи и выдохи, как задержки дыхания, и сердце замирает вместе с ними и бьется не в такт, а перебоями. И я перечитываю это сбивчивое и неясное, и чувствую, проживаю каждое слово, переживаю все заново, и все такое одновременно отрывистое, набросками, и живое, реальное...
Я хотела ее анализировать? Да куда там! Как можно анализировать то, чем восхищаешься?